Керчь в огне. Исторический роман - Петр Котельников

Вдоль речки Мелек-Чесме (Приморской), на месте нынешнего центрального рынка, находился Сенной рынок. Он функционировал с дореволюционных времен. Огорожен был невысоким из штучного известняка забором. Нет, он не поражал своими размерами, но он был сосредочием кулинарных устремлений всего города. Всего, что здесь продавалось, мне не описать. Мало того, что сюда привозили свои продовольственные товары жители Кубани, здесь и местные умельцы могли показать себя во всей многонациональной красе. Здесь итальянец, как жонглер, демонстрировал все, что можно сделать с большим куском теста. На ваших глазах оно превращалось в лапшу и готовилось по рецептам Италии. Здесь крымский татарин жарил настоящие сочные чебуреки, а караим – слоеные караимские пирожки… В молочном ряду продавалась сметана, ряженка, кефир, катык, мацони. Здесь же стояли бочки с овечьей брынзой. Я тогда и представить не мог, что буду, когда-то есть соленый, обезжиренный, спрессованный творог из коровьего молока, и будут его называть брынзой? И иной брынзы, кроме этой молочной «резины» не будет? Только из овечьего, жирного молока, готовили тогда этот вкусный и питательный продукт. Вдоль пролива располагались рыбные колхозы, поставлявшие на рынок часть своей продукции. Моторного флота не было. Как глянешь на синюю водную гладь, фелюги, яхты, баркасы, под белыми парусами, масса чаек взлетающих и ныряющих в воду там, где скопление рыбы было. Местного винограда и фруктов было мало. Северная часть Крыма славилась выращиванием высокосортной пшеницы. Колхозные огороды не могли конкурировать со всем тем, что поставляла Кубань. Правда, ранние перец, баклажаны и помидоры выращивали еще армяне и греки, проживавшие в черте города, там, где сейчас находится здание первой городской больницы и медицинского училища. Здесь, в каждом дворе, были огромные бассейны с пресной водой для полива. В городе проживало так много национальностей, что одно перечисление займет немалое время. Больше других было греков и итальянцев. Немало было и крымских татар. Местом компактного проживания их, была возвышенная часть одноэтажной застройки ул. Чкалова. Здесь же, неподалеку, находилась и мечеть, тоже тогда не функционирующая. Была и татарская школа, располагавшаяся в начале нынешней улицы Самойленко. Книзу от улицы Чкалова, в районе маслозавода немало проживало и немцев. Для них была выстроена кирха, после войны превращенная в кинотеатр «Родина», для чего пришлось шпиль ее убрать. Были в городе итальянская церковь, протестантская и синагога. Самое удивительным было то, что в городе проживало немало и оседлых цыган. Их ремеслом были кузнечное и лудильное дело. Нет, они не занимались гаданием. Этим промыслом были заняты кочевые цыганы, которые разбивали свои таборы на «Японском поле». Население города по переписи 1939 года перевалило за 100 тысяч. Если учесть, что в городскую черту тогда не входили Эльтиген, Старый Карантин, Солдатская слободка, Марат, Аджимушкай, Опасное, Глейки, Жуковка, то следовало бы задуматься над тем, где же все эти люди размещались? Городские строения лепились друг к другу таким образом, что, взобравшись на крышу одного из них, можно было, не спускаясь на землю, пройти всю улицу. Я видел, как в самом начале Отечественной войны, ловили диверсанта, убегавшего по крышам ул. Колхозной (Козлова). Милиция преследовала его, находясь внизу, на земле. Я не знаю, какие указания получили тогда работники милиции, но они не стреляли в диверсанта. Как передавало тогда «сарафанное информбюро» диверсанту тому удалось скрыться! Квартиры во всем городе были маленькие, если не сказать – крохотные, плотно упакованные телами людей разного возраста и пола. Уже потом, изучая историю живущих здесь в древности людей, я не удивлялся малым размерам их жилищ. Наши предки на первое место ставили не комфорт обитания, а возможность защитить свои жизни от врагов. У нас, естественно, так остро вопрос о жизни и смерти не стоял. Нас просто было много, а строительство жилищ не поспевало за ростом населения. Чтобы понять, как мы жили, стоило бы заглянуть внутрь наших квартир, как правило, состоявших из небольшой комнаты и кухни. В одной из таких квартир проживала и наша семья, в ней было семь человек: четверо взрослых, трое – детей. Общая площадь квартиры 18 квадратных метров. По метражу на душу населения мы были близки к временам древних царей Боспора. Мебель: кровать, топчан, сундук. На них спали. Вовсю использовался для этой цели и пол. В теплое время года часть нас перемещалась во двор. Там устраивалось лежбище из камней и досок, поверх которых бросали ватный тюфяк. Вы не представляете, как прекрасно спать на свежем воздухе, под покрывалом темного звездного неба! Врагами нашими были… Нет, ни за что не угадаете? Ни мухи и ни комары, а клопы. Война с ними велась беспощадная. Но, зловредные насекомые оставались всегда непобежденными. Кошки у нас были редкостью. Собак в квартирах тогда не держали. Собака должна жить на свободе, обитая во дворе, ночуя в конуре. Хозяевами ее был весь двор. Кормили тоже все. Но почему-то наши собаки оставались тощими!

Основная часть зданий была одноэтажной, с односкатными, черепичными крышами. Двухэтажные дома располагались в глубине двора. При той плотности застройки, какая тогда существовала, это был единственный хорошо продуманный план, размещения строений. Высокие здания, с деревянными верандами, не заслоняли маленьким солнечного света. Ориентировалось направление оси двора по отношению к солнцу. Почти в каждом дворе был колодец, отделанный камнем, часто жерло его не возвышалось над уровнем земли. Вода в них была разного вкуса, и пресной, и соленой. Ее использовали для хозяйственных нужд. Это было еще и важно потому, что в большей части города подпочвенные воды слишком близко подходили к поверхности. Используя воду колодцев, уменьшали возможность подтопления квартир. По этой же причине город, испытывая нужду в площадях, многие территории не осваивал. Мало того, чтобы вода не причиняла бед растениям и жилью, приходилось осуществлять принудительную откачку подпочвенных вод,

для чего на Японском поле стояло несколько водокачек. Были они и в разрыве Кировского и Сталинского районов города. Теперь их нет. Не потому ли подвалы домов, построенных здесь, напоминают инкубаторы для разведения лягушек? А вот питьевой воды, действительно, не хватало, да и по вкусу она была солоноватой и жесткой. Хорошую питьевую воду продавали: одна копейка – ведро. Обычная питьевая вода по сравнению с «керченской» казалась нам дождевой и невкусной. Даже мыло в нашей воде не пенилось, как ему положено. Чтобы вымыть волосы, женщины добавляли в воду куриный желток. Самые красивые здания города были построены бывшим владельцем Керченской табачной фабрики Месаксуди, эмигрировавшего, при уходе войск Врангеля из Крыма, в Турцию. Новостройки советского времени находились там, где располагались «гиганты индустрии» города – Колонка и Камыш-Бурун. В центре города незадолго до войны были построены здания гостиницы «Керчь» и госбанка. Строилось много школ, новых, типовых, с высокими потолками, огромными светлыми окнами. С такими же окнами и высокими потолками строились и жилые здания. Девиз был такой: «из темноты к свету!» Старина еще уживалась с новым, хотя потихоньку сдавала свои позиции. Так, одновременно существовали и современные и дореволюционные названия улиц: Карла Маркса – Николаевская, Театральная – Греческая и Дворянская, Ленина – Воронцовская, Свердлова – Спицинская… Функционировали три кладбища. Одно располагалось там, где и сейчас находится. Два других были в конце ул. Чкалова, друг против друга, еврейское и мусульманское. Оба кладбища не имели символов, захоронения просты и одинаковы у всех. Хоронили теперь здесь только лиц, ортодоксальных направлений веры. Умерших лиц других национальностей хоронили на городском. В центре его находилась часовня.

Центральную часть города рассекала на две неравные половины речка с названием -«Мелек-Чесме» В глубокой древности она называлась еще и «Пантикапой». Сегодня ее величают – «Приморская», по-моему, абсолютно, безликое название. Ближе к морю были видны следы попыток напялить на речку каменный наряд. Впрочем, перед самой Отечественной войной ее все-таки облицевали в пределах густонаселенной части города камнем-известняком. Напротив Сенного рынка в речке имелся причал с четырьмя прикованными лодками, что естественно, позволяло считать ее «судоходной». Ливневые стоки городских улиц действовали превосходно, поэтому уровень реки после дождей поднимался незначительно. Только один раз до войны речка взбунтовалась, после многочасового ливня, вышла из берегов, залив Сенную площадь и прилегающие улицы водой. Площадь превратилась на несколько часов в озеро. Это дало возможность мальчишкам из близлежащих домов испробовать мореходные качества корыт и лоханей. В городе еще было две речки, уступающие по полноводности «Мелек-Чесме». Одна из них называлась «Булганак, – протекала по средине ул. Годуванцева, на которой располагался наш двор. Впадала она в море вблизи железнодорожного вокзала Керчь I, Вторая – «Джарджава» протекала по северной оконечности Солдатской слободки. Обе речки с трудом тянули на звание ручья, хотя вода в них была прозрачной, и в ней даже резвились стайки необычайно мелкой рыбешки. Керчь, во времена Спартокидов, утопающая в садах и лесах, превратилась в пыльный город, продуваемый злыми ветрами со всех сторон. Зеленый наряд был им в незапамятные времена сброшен. Оставалось незначительное количество акаций и диких маслин, высаженных редко, вдоль узких тротуаров. Тротуары были из надгробных плит, не представляющих интереса для археологов. В отдельных дворах можно было увидеть реденькие кусты винограда в виде беседок. Охранялись они хозяевами более надежно, чем это делал дракон, торчащий постоянно около дерева, на котором под солнцем и ветром болталось Золотое Руно. Норд-Ост, наиболее частый гость из ветров, выдувал из пазов между булыжниками мостовой песок и швырял его в лица прохожих. Приходилось часто отворачиваться, или двигаться бочком, как это делает при движении краб. Зато дворникам он здорово помогал, оставалось только выгребать мусор из тех мест, куда ветер заглянуть не мог, но сгонял все, что было под силу ему.